Якименко Е.М.

На предвыборном собрании

24 февраля с. г. «Общество ревнителей Казачества» в Париже устроило открытое собрание, как говорилось в повестке, «Посвященное выборам Донского Атамана»: «Все, начиная от генерала и кончая рядовым, начиная от самого старого и кончая младшими, приглашаются придти и свободно высказать свое мнение по атаманскому вопросу».
Собралось человек до 50. Вступительное слово говорит председатель общества есаул Трофимов. Нового ничего г. Трофимов не сказал. Говорил о той обстановке, какая создалась после смерти ген. Богаевского, а так же знакомил собравшихся с работой донской старшины, которая пытается захватить место донского атамана.
Во время слова г. Трофимова то и дело несутся с мест реплики, порой не весьма лестные по адресу упоминаемых в слове лиц (Мельникова, Маркова и др.).
После перерыва, «для обмена мнений» выступает донской казак И. Ф. Текутов (член правления Бийанкурской общеказачьей станицы), который высказал «мнение», какого, очевидно, организаторы собрания совсем не ожидали.
— Вот вы, обращаясь к Балинову, Жукову и Трофимову, — говорит станичник Текутов, — на протяжении долгого времени, особенно вы, Шамба Балинов, сотрудничали в журнале «В. К.» и звали нас в ряды вольных казаков к Билому и распинались, что только у него правда казачья, что только там спасение казачества. А теперь? Теперь вы говорите, что у Билого плохо, а хорошо у вас. А завтра уже от вас отколется кто-нибудь, и тоже будет звать к себе. Пока Билый платил вам деньги, так он был хорош, и все хорошо было у него. А теперь, когда у вас создались с ним денежные счеты, стала там плохая идея.
Трофимов:
— Есть и денежные счеты.
— Вы — продажные шкуры, а не казаки-националисты. Больше никаких мнений у меня нет.
Переглядываются между собой члены правления «общества ревнителей». Шумит аудитория; одобрительными аплодисментами провожают на место станичника Текутова.
Старик Устюков говорит о том, что он прослужил «царизме» 27 лет, ну, а теперь, коли, нету этой самой «царизмы», то нам, казакам, нужно служить только казачеству и выбирать атамана такого, чтобы он был казаком и заботился о казаках. Дело это наше казачье и не нужно, чтобы сюда мешались посторонние люди, как младороссы со своим Казем-Беком. Вот калмыку Харда-Бурда (обращается в сторону Балинова) тут тоже делать нечего.
— Я не Харда Бурда, а Шамба Балинов, — отвечает Балинов.
Старик Устюков невозмутимо кончает:
— Ну и тебе здесь делать нечего.
Выступление Устюкова вносит достаточно веселья и собравшиеся то одобрительно смеются, то требовательно настаивают не перебивать старика. То и дело подымаются со своего места Трофимов или Жуков, призывая к порядку и даже угрожая вывести из зала тех, кто не соблюдает тишины. Делались попытки позвать даже хозяина кафе, но всякий раз собравшиеся не давали строптивых в обиду.
М. М. Колесов, спокойно говорит о тех исторических свидетельствах казачьего прошлого, об исключительной храбрости и мужестве казаков. Он указывает на современного русского военного писателя профессора Головина, который свидетельствует, что казаки, во время войны почти не сдавались в плен. Везде и всюду заметна была казачья спайка и казачество должно проявить эту спайку и в вопросе выборов атамана, но такого, который был бы донским атаманом, а не слугой Москвы...
Выступление литовца Желтухина сразу меняет атмосферу собрания. Он заявляет, что был крайне удивлен, узнав о том, что «Общество ревнителей казачества» тоже решило принять участие в выборах донского атамана. Удивление мое, говорит он, возросло еще больше, когда я прочитал циркулярное письмо, разосланное обществом своим членам, где настоятельно рекомендовалось воздержаться в какой бы то ни было степени от участия в выборах. А теперь, видимо, что-то изменилось. Кто на вас оказывает давление? Что случилось после тех отказов, которые не раз высказывались вами. Почему вы вдруг снова решили принять участие в выборах?
— Это не выборы, не обсуждение кандидатур, — это обмен мнений, — поясняет Трофимов, но это никого не удовлетворяет.
Дальше Желтухин рассказывает о каком-то разговоре, имевшем место среди «ревнителей», где Трофимов сказал, что если бы у него была сила, то он занял бы атаманский дворец и оттуда продиктовал бы свою волю. Смех и шум покрывают слова оратора.
— Вот вы (указывая на Жукова, Трофимова и Балинова) обвиняете нас в том, что мы, «Лига возрождения Казачества», пошли к Краснову и что он был наш кандидат. Да мы, действительно, говорили с Красновым, но раз Краснов не может отказаться от своего русского патриотизма, то мы и оставили его в покое, а выдвигаем кандидатуру графа Граббе... Поведение же ваше для нас совершенно непонятно: то Балинов ушел из состава комиссии, то теперь вы снова продолжаете какую-то непонятную игру.
— А чаво там было делать в этой комиссии калмыку Балинову? — Кричит снова, дед Устюков.
Балинов нервничает, председатель старается водворить тишину, которая то и дело нарушается.
Балинов, которому предоставлено слово, из-за шума не может начать. Его все время прерывают и останавливают. Только он начнет, как уже несется е мест: «Посмотрите на часы, больше 20 минут не давайте ему говорить»...
Балинов начинает с того, что объясняет Текутову, что между их группой и Билым произошло расхождение совершенно не по тем причинам, какие высказал Текутов. Хотя Трофимов и сказал, что у нас с Билым денежные расхождения — но это не так. Не денежные расхождения у нас с ним, а организационно-тактического характера...
— А когда деньги вам платили, то тогда не было тактических расхождений? — Несется с мест.
— Мы всегда звали служить не личности, а идее, продолжаем звать и теперь...
Недоверчивым шумом покрывает аудитория объяснения Балинова на счет его идейности.
С трудом продолжает Балинов, возвышая голос, чтобы заглушить шум присутствующих. Начинает отвечать Желтухину, но кто-то с места говорит, что ответ Желлухину должен дать докладчик Трофимов.
— Тут обмен мнений, тут все докладчики, — отвечают устроители.
— Мы, — говорит Балинов, — совершенно не принимаем участие в выборах атамана, а нас просто неправильно поняли. Все вы знаете, какая нездоровая атмосфера царит вокруг этого вопроса и вот, чтобы не произошло подмены казачьей воли старшинскими приказами, мы и обсуждаем этот вопрос всесторонне... Наша задача предостеречь казачество от политической ошибки...
— Иш ты, какой политик! — Не унимается неугомонный дед Устюков.
Дальше Балинов переходит к тактике младороссов. При упоминании «Григорий Иванович Чапчиков», опять подымается шум: Какой он там Григорий Иванович, он просто Гришка.
Шумят что-то в последних рядах и младороссы. Слышится: Посмотрите на часы, сколько говорит калмык?
— Меня перебивали, — надрываясь, кричит Балинов...
Полковник Захаров (атаман хутора в Клиши), как член комиссии, говорит, что информация о работах комиссии данная Трофимовым, сделана совершенно неправильно. Полковник Захаров тоже высказывает удивление по поводу того, что «Общество ревнителей» приняло участие в выборах: «Дела расходятся с тем, что пишут самостийники». Дальше читает распоряжение А. К. Ленивова по французскому округу, коим вольным казакам рекомендуется воздержаться от участия в выборах. Я осуждаю это, но это я понимаю. Здесь слово не расходится с делом у вас здесь что-то не ясно...
Опять Трофимов дает пояснение, что они не принимают участия в выборах, — это только обмен мнений, оздоровление атмосферы...
Никого это не удовлетворяет.
— Вот тут говорили, — продолжает Захаров, — что кандидат в атаманы должен объявить свою программу. Я беседовал с графом Граббе, он всецело будет прислушиваться к голосу казачества... Да что вам еще не ясно? Прочтите его заявление, напечатанное в «Иллюстр. России»... Еще одно, что нужно соблюсти при выборах атамана это не мешать политику. Не мешайте политику в это дело.
«Гвоздем» собрания было выступление И. Сафонова. Но прежде чем выступить, он просит предоставить ему 40 минут, т. к. у него очень много интересного и он не может вложить это в те 20 минут, которые даются ораторам. После некоторого торга Сафонов соглашается на 30 минут.
Водворяется тишина, все заинтригованы, что же скажет этот человек, уговаривавшийся о времени и обещавший «разоблачения».
— Вот, — начинает Сафонов, — тут вы (обращается в сторону правления ОРК) много говорите о выборах и тут же отказываетесь от выборов, уверяете, что это только обмен мнениями. Я же знаю, что это не так, но об этом я скажу потом, а теперь только хочу сказать несколько слов Балинову и Жукову, которые вот в своей газете нападают на Билого. Что же, он стал теперь плохим? А когда вы, Жуков, сидели здесь в Париже и, ничего не делая, получали денежки, то был он хороший? Теперь же вы, продажные шкуры, в какую-то идею играете? Для чего вы собрали эго собрание? Людей морочите — обмен мнений, так вот слушайте и мое мнение. Вы не называете своего кандидата...
— Да не выборы же... — пробует вмешаться Трофимов.
— Молчи, Никанорыч, — перебивает его Сафонов и играет кулаком у его носа. Присутствующие внимательно слушают, что скажет дальше Сафонов.
— Я знаю вашего кандидата. Это — Кудинов. Почему же вы ведете эту игру? Да и кто вы, Жуков и Балинов? Те, что много лет говорили;, что Билый очень хорошо ведет казачье дело, а теперь он плохой потому, что выгнал вас, бездельников, желающих получать только деньги. А ты, Никанорыч (к Трофимову), ты помнишь Монтаржи? Ты помнишь, как ты состоял в Союзе Возвращения на Родину? Не казак ты, Никанорыч. Ты большевик, тебе не место здесь. Не имеете вы права, ты и эти (показывает в сторону Жукова и Балинова и все время играет кулаком перед их носами), вмешиваться в дело выборов атамана: А вы вмешались и трусите назвать своего кандидата. Трусы вы! Не хочу больше говорить!..
Ударяет Сафонов кулаком по столу и идет на свое место: И еще с места грозит кулаком Трофимову, добавляя: «Никанорыч, берегись, я тебе все вспомню, я много знаю»...
Понуро сидят за столом организаторы собрания.
Выступление донца Алимова ничего нового не вносит. Он начинает с заявления, что к ВК он не принадлежит, хотя многое в нем ему нравится. Говоря дальше о том, что донские верхи нарушили присягу, а, следовательно, являются клятвопреступниками, добавляет: для религиозного человека это страшная вещь, для меня все равно, т. к. я безбожник и...
— Ах ты, сукин сын, так ты, значит, большевик, — несется с мест...
— Вот я его, — вскакивает со своего места старик Устюков и с костылем направляется к столу.
Но ничего страшного не происходит, хотя шум невероятный. Дед усаживается в передних рядах. Алимов отказывается продолжать свое слово.
Сафонов, видимо, еще не все сказал и с места пытается продолжать. Это не нравиться устроителям. Жуков старается урезонивать Сафонова, говоря ему, что тут собрание, а не митинг.
— Брось, полковник, — отвечает Сафонов. — Вы же большевики...
— Нет, мы не большевики, — следует ответ Трофимова.
— Да ты-то в союзе возвращения был? Ну, вот и все...
— Почему же они, — шумит зал, — если они большевики, принимают участие в выборах?
Подымается опять шум. Перебранка между Сафоновым и «ревнителями» продолжается.
— Вас тоже знаем... Вы трус, о вас Шолохов так пишет.
— Шолохов тоже большевик...
Наконец, Сафонов уходит вниз, но тишина восстанавливается далеко не сразу. Если Балинов с трудом мог начать свое слово, то это еще труднее удается Жукову.
— То, что происходит сейчас с выборами, это подлог, а в нем мы участвовать не желаем. Конечно, выбирать атамана надо, но не такими способами, какими его пытаются выбрать...
— Да тебе то, кубанцу, какое дело до нас донцов?..
Подымается опять шум. Председатель с трудом восстанавливает тишину и дает собранию исторические оправки о том, что казаки других Войск, при некоторых обстоятельствах, могут принимать участие в таком деле. Не удовлетворяет такое разделение донцов. Говорить Жукову почти не дают. Слышны только отдельные фразы, направленные в адрес «Лиги возрождения Казачества». Но вот доносятся фразы: мы же должны, кубанцы, быть в курсе дела. Ведь ваш атаман будет председательствовать в «Объед. Совете Дона, Кубани и Терека»... Договорилися до краю, до «сглаживания углов»...
Полковник Плахтов говорит, что у него создалось впечатление, что никто из выступавших совершенно не в курсе того, как идут работы комиссии по выборам атамана, а дальше переходит к вольно-казачьей программе и говорит, что эта программа настоящая, казачья, но казаков не перевоспитаешь, т. к. слишком много впитали они в себя русского...
— Ого-го, — несется с места.
— Вот если бы вам пришлось взглянуть на те ответы, которые присылаются казаками в комиссию, то там только и есть, что царь батюшка, да Россия матушка...
— Брехня святая, — отвечает кто-то с мест.
— Вот теперь о кандидате. Наш кандидат — граф Граббе и потому, что он объявил свою программу. Вот что заявил он нам, членам комиссии: если казаки, удостоят меня этой чести, то я с гордостью подниму трехцветное казачье знамя...
— Не похоже, чтобы граф такую песню пел...
Говорит с мест и еще что-то, но сильный шум не дает уловить ничего из сказанного.
После незначительных выступлений еще нескольких человек, Трофимов говорит заключительное слово. Опять начинает с того, что они атамана совсем не собирались выбирать в этом собрании или намечать кандидатов, а хотели только обменяться мнениями. Правда, мы находим, что эти события, т. е. предвыборная работа, должна быть изменена, а с этой целью мы послали протест в комиссию...
— Да слыхали все это, довольно...
— С грустью должен признаться, — продолжает Трофимов, — что сегодняшнее собрание совсем не было похоже на казачье собрание. Многие оскорбляли членов «общества ревнителей». Совершенно недостойно вели себя некоторые по отношению к Балинову и Жукову, да и по отношению ко мне...
— Лучшего вы не заслуживаете.
— Вот вы всегда подаете реплики, — выйдите сюда и скажите здесь, — обращается Трофимов к кому-то сзади.
— Считаю для себя недостойным это делать, — слышится ответ.
По голосу узнаю донца Матвеева.
Под самый конец Трофимов переходит к самому неприятному вопросу, а именно к тому, что его назвали большевиком. Говорит, что он действительно состоял в Союзе Возвращения на Родину и начинает излагать мотивы, которые заставили его решиться на этот шаг. Но собравшиеся не хотят больше слушать. Многие встают, направляясь к выходу.
На том это собрание и кончилось. Кончилось — ничем.
В толпе выходящих слышно: такого шумного собрания еще не было...
Следует заметить, что ход собрания передан здесь в весьма мягких тонах, на самом же деле собрание проходило более жестко. Были случаи, несмотря на присутствие на собрании дам и детей, нецензурных выражений, были так же и другие «мнения», которые передавать в печати еще не принято.
Можно наверняка сказать, что если у «ревнителей» действительно есть кандидат в атаманы, то они его уже провалили...
Интересно, что в защиту «ревнителей» на собрании, ими созданном, не раздалось ни одного слова. Молчали и все «рядовые» члены самого общества.
Присутствовавшие на собрании (в качестве гостей) несколько вольных казаков ни в «прениях», ни «в обмене мнений» никакого участия не принимали.


журнал «ВК» № 170
стр. 18-20