Павел Поляков
Казачьи фельетоны

В последнее время о выборах донского атамана разговоров очень много началось. Кого бы, да как бы.
И решил я, чтобы времени не терять, с выдвигаемыми кандидатами на разные темы лично погутарить.
Голосовать мне — мочи нет — хочется!
За 15 лет первый раз приходится. А за кого — не знаю. Ну я, как помню, писал когда-то Краснов, — подседлал коня, нацепил на арчак моего седла российскую границу, трынь-брынь, гусельки, да золотые струнушки, ширь-пырь-нашатырь, кеть-меть, на горе видьмедь... и притрюхал во первых строках к Краснову.
Подъезжаю.
У ворот будка. В желтый цвет окрашена с орлом черным; у будки — стрелец. Увидал меня и орет: — «Славен город Мааскваа... А чей ты есть, добрый молодец?»
И пищалью, хам, пхается!
И взговорил я голосом истошным: аз, говорю, есмь по соломахинскому прозванию — Пашка Косой, и приволокся я из земли Донския в землю Сербскую волею и радением вождев наших, а из Сербския земли явился для разговоров к свет отцу нашему Краснову батюшке.
Пустили меня в светлицу.
В светлице — стол. На столе три орленных самовара паром вальс «пожалей» высвистывают.
Снял я шапку, окрестился, утерся, отряхнулся; луп глазами — стоит передо мной, как лист перед травой, 65-летний человек в кафтане, в охабне, в ферязи, в боярском наряде при генеральских апалетах — Петр-свет Николаевич.
Сунулся я к ручке — не допустил.
— Кто таков? Смерд ли ты или боярский сын?
— Я, говорю, Пашка Косой, из Донския земли, а роду я худова. — казацкого!
— А-а... Слыхал, слыхали! Там и мы с годик в царьки игрались... так... так... А чего восхотел еси?
А восхотел, говорю, узнати вашу; говорю, программу — плант.
Как он затопочет, как залопочет, как зашумит!
Встарь! — Царь! — Жарь!
Ура! Царя! Зоря!
Царский! Барский, дворянский!
Урррааа!!!
И сел, будто с пару сошелся.
Отдышался и меня спрашивает:
— А ты?
Я шапку надел, штаны подтянул, утер нос через перста приложение и ответствовал:
— А ну его, говорю, царя твоего, к едрене матрене.
— Батюшки мои, какое тут началось!..
Жар птица из-под рундука вылетела, ножкой дернула и — околела; кот, что на русской печи спал, — сдох в одночасье; самовары тревогу заиграли, со стенок императорские патреты горохом посыпались; вся горница коловертью пошла, а самого-то отца и благодетеля — Кондрашка покрыл...
А я — ничего. Обернулся — «с тем, досвиданья» сказал, плюнул и вышел.
«Во-от так фу-у-унт!!» пропел ученый петух, привезенный из-за чертополоха.
Сел я на коня и дальше подался.

* * *

Подъезжаю. Дом. Этажи. Комнатушки. Прихожая. По стенам — объявления:
«Продается довоенный примус царского производства, при употреблении играет «генерал-марш» и «гром победы раздавайся».
«Снимки на белом коне. Дешево и сердито. Изготовляет русский фотограф, спросить Пфейермахера». «Занесло тебя снегом... и иные патриотические песенки наполняет хор императорских ассенизаторов. Будка в конце двора».
«Переводы в Россию денег, сала, шильца-мыльца и молодых спасателей. Получка подтверждается...»
Почитал я, поудивлялся энергии, глядь — у дверей солдат с ружьем. Подхожу — картонный. На нем объявление — «не лапай — не купишь. Образец вестового». Стучу. Вхожу. Комната. Стол. На столе — карта, у карты — генерал.
— Ты кто?
— Штатский!
— А-а-а. Ну, руки не дам. Тебе кого?
— Генерала Абрамова.
Тут его будто снизу чем ширнули.
— Я!!!
— Здравия желаю, вашдицтвво!
— Здорово! Зачем пришел? Деньги на РОВС принес? На музей принес? На столовку принес? За галлиполийцев принес? На лемносское сидение принес? На освобождение принес?
— Нникак ннет...
— Так какого же тебе черрта ннада?
— Узнать гребтится. если б вас в атаманы вы брали, куда бы повернули?
— К Миллеру.
— А Войско?
— К Миллеру!
— А Дон.
— К Миллеру!!
— А Казачетсво?
— К Миллеру!!!
— А Законы Донские?
— К черту!
Помялся я, да и говорю вежливо:
— Ну и умный же вы, ваше сиятельство.
А на него от моих слов затемнение нашло. Сидит и партрет царя от моего не отличает.
Снял я тогда со стенки картиночку — августейшая картиночка на лубке — дал ему пожевать, подождал, пока отошел и распрощался.

* * *

Приезжаю к третьему.
Комната ничего. Выметена. На столе куфель пива и сосиски. Вышла какая-то тетка в штанах.
— Мне, — говорю, — бабушка, Граббе бы...
— Was?
— Нас тс? один, — говорю. — Погуторить бы про атаманство.
— Was?
— Да ты, — говорю, — бабка, из чьих будешь? (А сам думаю, что это он шведкой, что ли, обзавелся!).
— Пудешь... пудешь... я хенерал Граббе!
— Гуген морген; говорю, тебя нам только и не хватало.
— Was?
— Не, говорю, не для нас! У нас и без тебя найдутся. А там, как хочешь. Хочешь, приходи мягким местом ежей давить...

* * *

Так и уехал.
Так как все вышеизложенное нижеподписавшимся лично испытано — предлагаю казакам теперь любого из них на выбор. Берите их, братцы, нюхом. А мне — ни одного не надо.
Будя...

журнал «ВК» № 167
стр. 15