Цитаты из статьи : Елисеева В.П.
«Pulvis, cinis et... nihil»
Казачий народ тогда не знал проигрышей, когда он представлял собой единомыслящую, компактную в своем единстве, цельную казачью массу; когда он был сословно неделим — не знал ни помещиков, ни дворян, ни богатых, ни бедных; когда казак не зависел от казака ни экономически, ни административно, ни политически; когда Казачество, как таковое, было во всех отношениях едино, неделимо, цельно и независимо.
С тех пор, когда казачья государственная самостоятельность хитрой политикой московских царей — «собирателей Руси» — была сломлена и, параллельно с этим, расчленено было казачье тело, и когда среди бывшей единомыслящей казачьей массы пустила свои ростки привитая извне сословная рознь, — с этих самых пор и поимели свое нечистое начало казачьи проигрыши...
Казачество в самую жаркую годину своей жизни (в годину, в которую оно, будучи единомыслящим, могло бы не только выиграть, но и наверстать все им потерянное за все годы своей денационализации и семейного расчленения) не смогло предстать перед навалившимся на него врагом со своим крепко сжатым могучим кулаком. Взамен последнего, оно отмахивалось от своего смертельного врага слабой, с растопыренными пальцами, беспомощной ладонью, — слабой не столько физически, сколько морально. А слабость моральная, как известно, есть слабость самая опасная — самая верная пособница проигрышей и неуспехов.
И эта моральная слабость казачества обуславливается именно тем, что поднявшееся (как у него, бедного, еще хватило сил подняться!), оно не имело единого определенного плана (по той причине, что жило многими интересами, а не одним), ясного и понятного всем, всех зажигающего, начиная от атамана и кончая последним казаком, казачкой, стариком и ребенком, словом — не имело своей казачьей программы...
Ни один атаман ни одного казачьего Войска не служил, несмотря на данную им казачью присягу, самому себе — своему Войску; ни одно правительство, ни одного Войска не думало строго об интересах Войска,
а больше ломало голову о служении России; единоличные голоса генералитета (чувствовавшего духовную связь с бойцами, которых они водили на смерть) видевшего напрасные казачьи жертвы, были заглушаемы всем остальным генералитетом русской ориентации. Самый ничтожный десяток депутатов - членов Кругов и Рады, видевших явную опасность для Казачества, направляемого на чужой путь «вождями», не смог проявить своего должного влияния в достаточной степени, не смог направить политическую деятельность казачьих парламентов в истинное казачье русло, ибо их настойчивое домогание и их «дерзкий» голос (таким он, именно, должен был бы быть) повлекли бы за собою неизбежное их самопожертвование (подобное самопожертвованию великого казака Кулабухова), а в те полууверенные, полусмелые года таких борцов, как Кулабухов, было, всего-навсего, только он один...
Поэтому - то, предоставленная самой себе, казачья масса, не имея своего Казачьего Маяка, который бы ей освещал ее Путь Спасения, затырканная своими атаманами, правительствами, генералитетом и «не узнавшим того времени» большинством членов Кругов и Рады русской ориентации, растерявшись, разбрелась по разным партиям, зазывавшим тогда к себе потерявшееся Казачество. Одни пошли служить «России белой», другие — «красной», третьи — «зеленой».
Нашлись и четвертые, которые храбро клали свои головы на поле битвы с врагом, оправдывая свои напрасные жертвы мнимым самоублажением, что они умирают достойной смертью — за казачество (святые мученики!).
Были в ту жуткую годину казачества и пятые, окончательно морально и физически уставшие, потерявшие всякую веру в зазывавших их «вождей» и, в конце концов, разбредшиеся, оставив все фронты, по домам, где их позорно пороли в хуторских и станичных правлениях, а они, отупелые, перенося молча позор, не понимали, как ни старались понять, за что их именно порят, когда кругом метет и завывает бушующая вьюга, залепляя всем глаза и закрывая от всех след убежища; когда жутко воют на казачьей земле, ищущие себе падали, голодные волки...
Казачий парламент - Круг (которому в последнее время некоторые казачьи круги стали уделять довольно внимания) явится действительно Державным Хозяином Казачества лишь тогда, когда он, выражаясь нашим эмигрантским языком, будет строго - настрого вольно-казачьим. Только такой Круг даст казачеству так нужный ему результат. Если же (паче чаяния) в собранный вольными казаками будущий Круг попадут «бесы» (если они, «утопившиеся», воскреснут), и попадут на том лишь основании, что они «бывшие» (б. атаман, б. член правительства, б. генерал, б. члены Круга), но до появления их на Круге ничем себя в вольно-казачьей работе не проявившие, нового мандата не заработавшие, то из такого Круга совершенно ничего не выйдет, ибо он будет не работать, а искать (как искал прежде) программу своей работы, будет ломать над ней копья, сговариваться — «объединяться», и, ничего не найдя, разбежится, ничего не сделав...
10 марта 1937 года
журнал «ВК» № 216
стр. 12
«Pulvis, cinis et... nihil»
Казачий народ тогда не знал проигрышей, когда он представлял собой единомыслящую, компактную в своем единстве, цельную казачью массу; когда он был сословно неделим — не знал ни помещиков, ни дворян, ни богатых, ни бедных; когда казак не зависел от казака ни экономически, ни административно, ни политически; когда Казачество, как таковое, было во всех отношениях едино, неделимо, цельно и независимо.
С тех пор, когда казачья государственная самостоятельность хитрой политикой московских царей — «собирателей Руси» — была сломлена и, параллельно с этим, расчленено было казачье тело, и когда среди бывшей единомыслящей казачьей массы пустила свои ростки привитая извне сословная рознь, — с этих самых пор и поимели свое нечистое начало казачьи проигрыши...
Казачество в самую жаркую годину своей жизни (в годину, в которую оно, будучи единомыслящим, могло бы не только выиграть, но и наверстать все им потерянное за все годы своей денационализации и семейного расчленения) не смогло предстать перед навалившимся на него врагом со своим крепко сжатым могучим кулаком. Взамен последнего, оно отмахивалось от своего смертельного врага слабой, с растопыренными пальцами, беспомощной ладонью, — слабой не столько физически, сколько морально. А слабость моральная, как известно, есть слабость самая опасная — самая верная пособница проигрышей и неуспехов.
И эта моральная слабость казачества обуславливается именно тем, что поднявшееся (как у него, бедного, еще хватило сил подняться!), оно не имело единого определенного плана (по той причине, что жило многими интересами, а не одним), ясного и понятного всем, всех зажигающего, начиная от атамана и кончая последним казаком, казачкой, стариком и ребенком, словом — не имело своей казачьей программы...
Ни один атаман ни одного казачьего Войска не служил, несмотря на данную им казачью присягу, самому себе — своему Войску; ни одно правительство, ни одного Войска не думало строго об интересах Войска,
а больше ломало голову о служении России; единоличные голоса генералитета (чувствовавшего духовную связь с бойцами, которых они водили на смерть) видевшего напрасные казачьи жертвы, были заглушаемы всем остальным генералитетом русской ориентации. Самый ничтожный десяток депутатов - членов Кругов и Рады, видевших явную опасность для Казачества, направляемого на чужой путь «вождями», не смог проявить своего должного влияния в достаточной степени, не смог направить политическую деятельность казачьих парламентов в истинное казачье русло, ибо их настойчивое домогание и их «дерзкий» голос (таким он, именно, должен был бы быть) повлекли бы за собою неизбежное их самопожертвование (подобное самопожертвованию великого казака Кулабухова), а в те полууверенные, полусмелые года таких борцов, как Кулабухов, было, всего-навсего, только он один...
Поэтому - то, предоставленная самой себе, казачья масса, не имея своего Казачьего Маяка, который бы ей освещал ее Путь Спасения, затырканная своими атаманами, правительствами, генералитетом и «не узнавшим того времени» большинством членов Кругов и Рады русской ориентации, растерявшись, разбрелась по разным партиям, зазывавшим тогда к себе потерявшееся Казачество. Одни пошли служить «России белой», другие — «красной», третьи — «зеленой».
Нашлись и четвертые, которые храбро клали свои головы на поле битвы с врагом, оправдывая свои напрасные жертвы мнимым самоублажением, что они умирают достойной смертью — за казачество (святые мученики!).
Были в ту жуткую годину казачества и пятые, окончательно морально и физически уставшие, потерявшие всякую веру в зазывавших их «вождей» и, в конце концов, разбредшиеся, оставив все фронты, по домам, где их позорно пороли в хуторских и станичных правлениях, а они, отупелые, перенося молча позор, не понимали, как ни старались понять, за что их именно порят, когда кругом метет и завывает бушующая вьюга, залепляя всем глаза и закрывая от всех след убежища; когда жутко воют на казачьей земле, ищущие себе падали, голодные волки...
Казачий парламент - Круг (которому в последнее время некоторые казачьи круги стали уделять довольно внимания) явится действительно Державным Хозяином Казачества лишь тогда, когда он, выражаясь нашим эмигрантским языком, будет строго - настрого вольно-казачьим. Только такой Круг даст казачеству так нужный ему результат. Если же (паче чаяния) в собранный вольными казаками будущий Круг попадут «бесы» (если они, «утопившиеся», воскреснут), и попадут на том лишь основании, что они «бывшие» (б. атаман, б. член правительства, б. генерал, б. члены Круга), но до появления их на Круге ничем себя в вольно-казачьей работе не проявившие, нового мандата не заработавшие, то из такого Круга совершенно ничего не выйдет, ибо он будет не работать, а искать (как искал прежде) программу своей работы, будет ломать над ней копья, сговариваться — «объединяться», и, ничего не найдя, разбежится, ничего не сделав...
10 марта 1937 года
журнал «ВК» № 216
стр. 12
Комментариев нет:
Отправить комментарий