3-я часть
Куртин В. А.
Крым — Далмация
(записки)
Всю ночь дул леденящий норд-ост. Всю ночь получались противоречивые приказания, каким частям, в каком порядке и на какие пароходы грузиться. И всю ночь от парохода к пароходу бродили части, команды, служащие «казенных» учреждений, а за ними и «частная публика».
На другой день с утра опять началась погрузка. И опять на «Владимир» полезли все те, кто вчера с него были выдворены силою. Ни о «Перекопе», ни о «100.000 пленных» уже не говорили. К 10 часам утра уже появились первые части Кубанского корпуса.
Погрузка шла медленно. Тысячи казаков толпились на пристани. У самих же пароходов творилось нечто неописуемое, как будто в огромном котле кипела и бурлила масса из человеческих тел. Но были части, которые стояли неподвижным строем, ожидая своей очереди на погрузку. Эти части «расстроились» лишь в последний момент, когда увидели, что пароходы собираются в море и без них. Тогда они не по трапу, а по борту, как муравьи, поползли на пароход, не обращая внимания на пулеметы, что были на пароходе направлены против них. А с севера подходили все новые и новые части. Бесконечными лентами втягивались обозы, совершенно запрудившие улицы города.
В первый же день эвакуации» в городе начались грабежи. Вчера грабители еще разгонялись караулами. Сегодня караулы уже были «беженцами» и грабеж шел вовсю. Грабили, кто хотел и что хотел. На пароходы тащили консервы, ботинки, целые тюки шинелей, табак, бочки сельдей... Кто что захватил! Отнимали друг у друга более ценные, вещи, вступали в драки. У большинства магазинов выбиты стекла, даже двери. Появились пьяные. В разных частях города вспыхивала стрельба. Ветер гонял по улицам тучи пыли, кружил выброшенными «делами» различных канцелярий, взметал рассыпанную муку... В пыли ревела многотысячная толпа...
Поздно вечером в Сары-Челе, где были наши артиллерийские склады, начались взрывы. Весь город и порт осветились кроваво-багровым заревом... Казаки, как муравьи, лезли на пароход. Но уже видно было, что много их останется на «милость» победителя. Ибо, если бы здесь было не 4, а 14 пароходов, то и тогда бы они не забрали всех. Казаки, пустивши коней и держа в руках седла, мрачно смотрели на копошащихся на палубе счастливцев. Между оставшимися казаками было много и офицеров.
Наконец, незадолго до рассвета, раздалась команда:
— Руби концы!
«Владимир», стоявший все время на полных парах, быстро отошел на рейд. Вслед нам неслись мольбы и проклятья брошенных казаков... А могло быть и кое-что другое. И от погибели и тех, что были на пароходе, и тех, что остались, спасла дисциплинированность оставшихся.
Многие из них только несколько дней тому назад прибыли в Крым с Черноморского побережья; многие уже более года защищали его от красных; многие, пережив Новороссийский кошмар, остались на кошмар Феодосийский. Обреченные. Брошены. Первые почти три года были тараном, пробивавшим коммунистические стены по дороге к красной Москве. Устав и изверившись, они откатились к берегам Черного моря, очутившись между морем и горами, между грузинами и красными. Докатились и стали в недоумении: что дальше то делать? «Делать» уж как будто нечего. Куда еще идти? Идти некуда. За кем идти? Не за кем. Верить кому?.. И верить некому. Бросили родные станицы. Отступали, отступали... С Атаманом, Правительством, Радою... В песнях, относящихся к тому периоду, есть такие места:
Зибpaлыcя вси козакы
У Чорного моря, —
Посидалы на каминнях,
Заплакалы з горя.
Посидалы, та й журяться:
Що мають робыты:
Чи казныты Правительство,
Чи ворогив быты?..
Некоторое время не делали ни того, ни другого. А потом решили «быть ворогив». Да было уж поздно. Ворог набрался силы. Под Армавиром, уступая уже силе, были разбиты сами. И опять откатились к Чорному морю:
— Кругом горы, лисы, плавни,
А в долыни Сочи, —
Горэ нашим козаченькам —
Выбылысь из мочи…
И, хочешь — не хочешь, веришь — не веришь, пошли в Крым.
Вторые, в благородном «порыве», наивном доверии — кровью своею зарабатывали будущее признанье будущей Россией — прав и вольностей казачьих в границах... Войсковых Атаманов и Рад «образца 1905 года».
А вот теперь:
— Руби концы!
Отрубили «концы», уплыли в море, а они жуткой, одинокой кучкой прижались к морю...
И, может быть, уже сегодня придут опьяненные победой большевики...
Море сильно парило. Подернутый туманом, смутно виднелся город. Окружные горы, покрытые белым инеем, казались таинственными, таящими за своими вершинами банды «собирателей России», еще не осмеливающихся ворваться в город.
Около 7 ч. утра «Владимир» взял курс на юго-запад и пошел параллельно берегу. Скрылась Феодосия... Затопили небольшой буксирный пароход «Кавказ»... Скрылся Митридат. Справа показались высокие, скалистые горы Южного Крыма. Промаячил Айю-Даг. Блеснул сквозь холодный туман пик Ай-Петри. Около 4 ч. дня Крым скрылся. Кругом простиралось безбрежное, волнующееся море...
Прощай Крым!
Мы идем в темную, неизвестную даль...
(продолжение следует)
журнал Вольное казачество
№ 59 стр. 14-17
Куртин В. А.
Крым — Далмация
(записки)
Всю ночь дул леденящий норд-ост. Всю ночь получались противоречивые приказания, каким частям, в каком порядке и на какие пароходы грузиться. И всю ночь от парохода к пароходу бродили части, команды, служащие «казенных» учреждений, а за ними и «частная публика».
На другой день с утра опять началась погрузка. И опять на «Владимир» полезли все те, кто вчера с него были выдворены силою. Ни о «Перекопе», ни о «100.000 пленных» уже не говорили. К 10 часам утра уже появились первые части Кубанского корпуса.
Погрузка шла медленно. Тысячи казаков толпились на пристани. У самих же пароходов творилось нечто неописуемое, как будто в огромном котле кипела и бурлила масса из человеческих тел. Но были части, которые стояли неподвижным строем, ожидая своей очереди на погрузку. Эти части «расстроились» лишь в последний момент, когда увидели, что пароходы собираются в море и без них. Тогда они не по трапу, а по борту, как муравьи, поползли на пароход, не обращая внимания на пулеметы, что были на пароходе направлены против них. А с севера подходили все новые и новые части. Бесконечными лентами втягивались обозы, совершенно запрудившие улицы города.
В первый же день эвакуации» в городе начались грабежи. Вчера грабители еще разгонялись караулами. Сегодня караулы уже были «беженцами» и грабеж шел вовсю. Грабили, кто хотел и что хотел. На пароходы тащили консервы, ботинки, целые тюки шинелей, табак, бочки сельдей... Кто что захватил! Отнимали друг у друга более ценные, вещи, вступали в драки. У большинства магазинов выбиты стекла, даже двери. Появились пьяные. В разных частях города вспыхивала стрельба. Ветер гонял по улицам тучи пыли, кружил выброшенными «делами» различных канцелярий, взметал рассыпанную муку... В пыли ревела многотысячная толпа...
Поздно вечером в Сары-Челе, где были наши артиллерийские склады, начались взрывы. Весь город и порт осветились кроваво-багровым заревом... Казаки, как муравьи, лезли на пароход. Но уже видно было, что много их останется на «милость» победителя. Ибо, если бы здесь было не 4, а 14 пароходов, то и тогда бы они не забрали всех. Казаки, пустивши коней и держа в руках седла, мрачно смотрели на копошащихся на палубе счастливцев. Между оставшимися казаками было много и офицеров.
Наконец, незадолго до рассвета, раздалась команда:
— Руби концы!
«Владимир», стоявший все время на полных парах, быстро отошел на рейд. Вслед нам неслись мольбы и проклятья брошенных казаков... А могло быть и кое-что другое. И от погибели и тех, что были на пароходе, и тех, что остались, спасла дисциплинированность оставшихся.
Многие из них только несколько дней тому назад прибыли в Крым с Черноморского побережья; многие уже более года защищали его от красных; многие, пережив Новороссийский кошмар, остались на кошмар Феодосийский. Обреченные. Брошены. Первые почти три года были тараном, пробивавшим коммунистические стены по дороге к красной Москве. Устав и изверившись, они откатились к берегам Черного моря, очутившись между морем и горами, между грузинами и красными. Докатились и стали в недоумении: что дальше то делать? «Делать» уж как будто нечего. Куда еще идти? Идти некуда. За кем идти? Не за кем. Верить кому?.. И верить некому. Бросили родные станицы. Отступали, отступали... С Атаманом, Правительством, Радою... В песнях, относящихся к тому периоду, есть такие места:
Зибpaлыcя вси козакы
У Чорного моря, —
Посидалы на каминнях,
Заплакалы з горя.
Посидалы, та й журяться:
Що мають робыты:
Чи казныты Правительство,
Чи ворогив быты?..
Некоторое время не делали ни того, ни другого. А потом решили «быть ворогив». Да было уж поздно. Ворог набрался силы. Под Армавиром, уступая уже силе, были разбиты сами. И опять откатились к Чорному морю:
— Кругом горы, лисы, плавни,
А в долыни Сочи, —
Горэ нашим козаченькам —
Выбылысь из мочи…
И, хочешь — не хочешь, веришь — не веришь, пошли в Крым.
Вторые, в благородном «порыве», наивном доверии — кровью своею зарабатывали будущее признанье будущей Россией — прав и вольностей казачьих в границах... Войсковых Атаманов и Рад «образца 1905 года».
А вот теперь:
— Руби концы!
Отрубили «концы», уплыли в море, а они жуткой, одинокой кучкой прижались к морю...
И, может быть, уже сегодня придут опьяненные победой большевики...
Море сильно парило. Подернутый туманом, смутно виднелся город. Окружные горы, покрытые белым инеем, казались таинственными, таящими за своими вершинами банды «собирателей России», еще не осмеливающихся ворваться в город.
Около 7 ч. утра «Владимир» взял курс на юго-запад и пошел параллельно берегу. Скрылась Феодосия... Затопили небольшой буксирный пароход «Кавказ»... Скрылся Митридат. Справа показались высокие, скалистые горы Южного Крыма. Промаячил Айю-Даг. Блеснул сквозь холодный туман пик Ай-Петри. Около 4 ч. дня Крым скрылся. Кругом простиралось безбрежное, волнующееся море...
Прощай Крым!
Мы идем в темную, неизвестную даль...
(продолжение следует)
журнал Вольное казачество
№ 59 стр. 14-17
Комментариев нет:
Отправить комментарий