3-я часть
Петр Ткаченко

Где спит казацкая слава
Абин
стр. 38-49

После обеда вздумалось писарьку отправиться по малину, которая огромными кустами росла невдалеке от крепости. Благополучно добрался он до малинника и принялся уписывать малину до самозабвения и так увлекся, что не заметил, как из лесу показалось несколько черкесов. Видя, что «чернамур» слишком углубился в свое занятие, черкесы стали потихоньку объезжать его, чтобы отрезать дорогу к крепости. Заметил их писарь только тогда, когда те стали почти наперерез его пути. Ахнул Григорович от неожиданности и с испугу закричал:
 — Ряту-уйтэ! — и юркнул под кусты малинника. Кинулись черкесы в кусты, ширяют шашками, а писарек мечется ползком из стороны в сторону и так испугался, что даже и слезы не текут у него, а только безнадежно шепчет побелевшими губами:
 — Пропав я, пропав я!
Из крепости заметили черкесов еще раньше писарька и уже выслали помощь. А в голове у писарька вихрем кружились невеселые мысли — думалось, поймают его черкесы, непременно свяжут и увезут в горы, далеко от родной Черномории, в чужие незнакомые места, до «нэхрыстив», а там или убьют, или станут таскать как собаку, заставят через силу работать вечным «крэпаком». Убежать нечего и думать, а на выкуп надежда плохая. Пропал навеки, пропал в неприязненных, хмурых, холодных горах. Не видать ему больше родных Чегрынивских хуторов и широкого лимана, где протекло его недавнее детство. Не видать ему дорогой старушки матушки Ивановны. И с тоскою «зарикался» он: «Если спасет меня Бог, никогда не пойду больше по малину!» В смертельном страхе мечется писарек под кустами малинника, думает, последняя минута его приходит и вдруг замечает, что черкесы перестали его искать и куда-то девались и только слышен многочисленный лошадиный топот. Посидел — посидел писарек и осмелился, чуточку выглянул из-под кустов и видит он — черкесы удирают во все лопатки к лесу, а следом за ними с двумя, тремя десятками казаков птицей несется полковник Гусаров и уже вытащил наголо свою знаменитую «наливную» шашку. Силы был он непомерной. Вот догнал он одного отсталого черкеса, махнул своей «наливной» и распустил его на две половины: от плеч и до самого седла разрубил черкеса, и свесилась одна половина тела на одну сторону седла, а другая на другую. Остальные черкесы успели скрыться в лесу. Далее Гусаров за ними не гнался, боясь наскочить на засаду, да и цель была достигнута: писарька в обиду не дали.
Подъехал Гусаров с казаками к малиннику и давай журить писарька:
 — Бачь, бисовой души дытына. Я ж тоби казав — ны бигай! Пропав бы ни за цапову душу.
А писарек с радости не знает, что и говорить, и только бессмысленно твердит: «Ваш... Ваш... Ваш...»
 — Та тэпэр наш, — засмеялся Гусаров. — Та лучче тикай, мыркуй у крипость. Як бы ты ны годував мэнэ хвазанамы, зроду б ны пойихав сам выручать тэбэ, бисовой души хлопця!

(продолжение следует)