3-я часть

Щербина Ф.А.

Пережитое, передуманное и осуществленное

Том 4

Краснодар, 2014

Стр. 365-368

Факты казачьей идеологии и творчества

Памяти мучеников и страдальцев казачества

 

Прежде всего, мне захотелось ознакомиться со знаменитым уральским учугом. Учуг – это перегородка реки Урал из толстых, с железными на нижнем конце наконечниками свай, глубоко вбитых в русло реки, да так тесно, что через учуг вверх по реке не может прохо­дить не только крупная рыба, но и малая белая. Таким образом, на ог­ромном протяжении реки от гор Уральска и до устьев реки у Каспий­ского моря вся рыба на зиму остаётся как бы в запертой реке. Зимой, когда замерзает река, рыба, по выражению уральских казаков, «ложит­ся в ятовья», в углубления на дне реки. В это время и производится так называемое «зимнее багренье». Казаки пешнями пробивают лёд и че­рез прорубленные полонки вытаскивают баграми «спящую рыбу». Не зная казачьих уральских порядков, я отправился к учугу для осмотра и только шагнул, чтобы стать на проход учуга с одного берега на другой, как передо мной выросла осанистая фигура уральца-старика с боль­шой роскошной бородой, в казачьем костюме и с орденами на груди.

– Куда? Стой, любезный! – внушительно он произнёс. – Тут хо­дить чужим строго воспрещается.

– Я хотел бы осмотреть учуг, – объясняю я. – Почему же этого нельзя сделать?

– Потому что это казачьи сооружения.

– У кого же надо спросить разрешение на это? – спрашиваю я.

– У меня можна, – заявляет страж учуга.

– Ну, так разреши, старина, – прошу я.

– Не разрешаю, – заявляет он.

– Почему? – настаиваю я.

– Потому что это казачье, – поясняет он.

– Но я казак.

– А какой будешь?

– Кубанский.

– Не черноморец ли? – подхватывает страж.

– Настоящий черноморец, потомок запорожских.

– Запорожских! – восклицает оживившийся старик. – Друг! Что же ты не сказал мне этого сразу, а мне невдомёк. Пожалуй, пожалуй, сюда, милый гость! – и старик повёл меня осматривать учуг, показывая рукой в воду и приговаривая: – Смотри, смотри, как бьются рылом в учуг дурачки.

Я смотрел на ясно видневшихся в воде «дурачков». Это были ог­ромные осетры. Уралец передал мне массу подробностей о порядках уральских казаков, особенно о зимнем багрении и о сенокошении всем войском по Уралу. Интересны были как подробности рисуемых стари­ком порядков, от которых веяло «милой стариной», так и его взгляд на те мотивы, в силу которых должны были вестись и поддерживаться эти излюбленные порядки.

– У нас, – рассказывал с увлечением мой собеседник, – насчёт по­рядков строго. Не смей нарушать! Хотелось бы покататься на лодочке по реке – не пугай рыбы. Нельзя стрелять близ реки; не позволяется ло­вить рыбу удочкой – Боже упаси! Был у нас один есаул, приставом слу­жил. Работяга, умный, письменный, настоящий казак, да ещё в чине! Что ж ты думаешь? Нечистый попутал. Захотелось рыбки половить, взял удочку в руки и сел на неуказанном месте. Увидели, узнали...

Дело пошло по верхам – отвечай! Ну, и огрели несчастного: от службы отрешили, и навсегда заказано не давать никакой должности. А только двух судаков и поймал. Так-то! А жаль было человека.

– Отчего же так жестоко поступили с есаулом? Ведь он был хоро­ший человек? – спрашиваю я.

– Никак нельзя! Против порядков, против прав казачьих. Он один, а войска много. Войско – большой человек. Как же: один против войска?

По вопросу об «одном» и «войске» в области нарушения каза­чьих обычаев и прав И.А. Лисаневич передал мне «по секрету» сле­дующий комический и, казалось бы, маловероятный случай, но сам вице-губернатор, которого я близко знал как нерядового в земстве деятеля и безукоризненно честного человека, был очевидцем этого случая. Это произошло на Новый год, день, с которого начинается у уральских казаков зимнее рыболовство, или багрение. Из г. Уральска на берег реки высыпала масса народа: казаки-рыболовы и служилые, начальство с наказным атаманом во главе, скупщики рыбы, торговцы съестным и напитками и многочисленные зрители. Багренье началось с установленного молебна и традиционного выстрела из пушки. Когда раздался этот выстрел, казаки-рыболовы, стоявшие с пешнями и баг­рами в руках длинной вереницей вдоль берега реки у самой воды, бро­сились занимать места (на праве первой заимки), быстро пробивали лёд железными пешнями, образуя достаточные по размеру полонки, через которые и таскали со дна реки рыбу. Это был день так называе­мого «царского багренья». Пойманная рыба «вся шла по начальству» – лучшая икра и рыба отвозились в Петербург «царю в подарок» (я не помню – отвозилась ли рыба царского багрения и при Лисаневиче или нет), а остальная рыба распределялась между наказным атаманом и всем чиновным казачьим персоналом. Улов рыбы в этот раз был мал. Казачьи чиновники попросили наказного атамана назначить царское багренье и на следующий день. Войсковой атаман потребовал сани для отъезда в город и, по обычаю, пошёл поздравить казаков с началом багренья. Казаки выстроились по-военному, со стариками впереди. Атаман после поздравления с первым уловом сказал по привычке на­чальническим тоном:

– Сегодня, казаки, багренье неудачное. Мало рыбы. Назначаю и на завтра царское багренье!

– Что? – раздалось несколько голосов из передних рядов. – Ты приехал к нам устанавливать свои порядки?

И стоявшие впереди казаки начали засучивать рукава.

Атаман с испугу побежал к коням; старики двинулись за ним. Спеша, атаман попал в сани не ногами, а руками, и так, с приподняты­ми вверх пятками, крикнул кучеру: «Пошёл!» Тройка быстро умчала его в город Уральск.

Произошло замешательство. Задние ряды не видели, что твори­лось впереди. Нашлись благоразумные казаки, посоветовавшие «мол­чать до расследования». Того же мнения был и чиновный люд. И каза­ки замолчали нарушение их порядков наказным атаманом и бегство его в Уральск. Атаман тоже молчал.

Я передаю этот факт по памяти из записок, уничтоженных в на­беге на мой хутор Джанхот большевистской революционной молодё­жью, ответившей на вопрос, зачем они сделали это, категорическим вопросом с их стороны:

– А нащо вин, бисова душа, пыше?

Очень может быть, что редакция переданного факта не совсем точна или несколько ярко окрашена, но наличность самого факта не­сомненна и характерна в связи с другими фактами из жизни казаков. Тут характерно было, во-первых, то, что войсковой атаман был не свой, не «из казаков», а во-вторых, самый факт расправы с одним и притом самым большим в войске тузом с засучиванием при этом рукавов. Оче­видно, способ расправы казаков одного за всех или за войско был ещё жив и силён у уральцев и отдавал стариной.

Само собой разумеется, что и энергичная беседа казаков с ата­маном просвечивает хотя и «милой», но отживающей стариной. Каза­ки успешно боролись с «лодочкой», но что поделаешь с «пароходом», шумящим и бурлящим воду в реке, который движет, в свою очередь, мощные культурно-эволюционные достижения? Тут бессильна уже жилистая рука, и требуется голова, творящая духовные ценности и высшие порядки у казаков. Я ограничусь поэтому изложенными выше фактами хотя и недалёкой, но всё-таки старины и перейду к фактам обновлённой старины в казачьей жизни.

В 1906 году была открыта на Кубани первая казачья войсковая Рада со времени фактического возникновения казачьего войска в этом крае в 1792 году – через сто четырнадцать лет. Это, можно сказать, по тому времени было чрезвычайное вообще для всего казачества обстоятельство, на которое тогда не было обращено казаками должного внимания. Как я уже упомянул, появление войсковой Рады было те­сно связано с книгой, написанной мной по просьбе войскового атамана при деятельном участии моего покойного приятеля Е.Д. Фелицына, бывшего тогда правителем атаманской канцелярии и секретарём Ку­банского статистического комитета, в котором я состоял тогда почёт­ным членом. Фелицын сообщил мне, кроме бывших у меня, огром­ную массу материалов. Условия для работы были хотя и связанными с необычайной спешностью, но благоприятными. Атаман был свой, донской казак Г.А. Леонов; историю, которая заранее предназначалась наследнику Николаю, я писал на условии недопущения ни малейшей в редакции пометки, и тем более – поправок и добавлений. Единолично я составил весь сборник «Кубанское казачье войско. 1696–1888 гг.», под историей войска поставил свою фамилию, под статьёй «Кошевые, вой­сковые и наказные атаманы», составленной также мной в г. Воронеже, где я писал и почти немедленно печатал книгу, – фамилию Фелицына, и в заголовке редактором обозначил тоже его по двум соображениям: во-первых, в силу служебной благонадёжности своего друга, так как я хотя и был почётным членом, но в Петербурге числился неблагонадёж­ным человеком, с воспрещением въезда в Петербург и в Москву, а во-вторых, из желания продвинуть на высшую ступень службы незаменимого работника по кубановедению.

Книгу я успел составить и напечатать к приезду в Екатерино­дар Александра III в 1888 г., и она вручена была наследнику Николаю. Прибавлю, что история Кубанского казачьего войска в том духе, как она была написана мной, с подчёркиванием казачьего самоуправле­ния, значения Рады и казачьих порядков, не была бы допущена ни к составлению, ни к печатанию, ни тем более ко вручению её царю и наследнику, если бы во главе Кубанского войска не было двух каза­ков: донского – наказного атамана Г.А. Леонова, и кубанского – правой руки атамана, есаула Фелицына.

http://gipanis.ru/?level=1464&type=page