Макаренко П.Л.

 

Трагедия Казачества

 

(Очерк на тему: Казачество и Россия)

 

ЧАСТЬ V

 

(Апрель-ноябрь 1920 г.)

 

Глава XIX

 

(цитата)

Кубанцы, находившиеся в Грузии, еще в одном направлении искали возможности облегчения работы повстанческой армии на Кубани. С 1919 г. в Черноморской губернии существовал «Комитет Освобождения Черноморья». После захвата большевиками этой губернии этот Комитет, перейдя на территорию Грузии, продолжал свою деятельность.

Кубанцы решили вступить в переговоры с этим Комитетом с целью выяснения возможности установления контакта в работе между кубанскими повстанцами и повстанцами Черноморской губернии и с целью выяснения возможности приспособить Черноморское побережье в качестве базы для снабжения оружием кубанских повстанцев.

Как повествует один из главарей черноморских крестьян Н. Воронович, и эти последние тоже искали сотрудничества с Кубанскими казаками.

Большевистские мероприятия «нисколько не устрашили черноморских крестьян», говорит Н. Воронович, «решивших начать организованную борьбу за свое освобождение от власти чуждых населению и назначенных из Екатеринодара комиссаров. С этой целью в горах собрался нелегальный съезд делегатов от всех деревень Сочинского округа, который переизбрал Главный Штаб крестьянского ополчения и поручил ему руководить борьбой крестьян с коммунистами».

«Сознавая, что немедленное вооруженное выступление окончится полным разгромом Черноморского крестьянства, съезд поручил Главному Штабу вступить в переговоры с Кубанским казачеством на предмет подготовки общего выступления против большевиков в северокавказском масштабе. Впредь до такого выступления крестьяне благоразумно решили воздержаться от всяких легкомысленных авантюр и неорганизованных вспышек... Мы, прежде всего, старались завязать сношения с нашими ближайшими соседями — казаками Майкопского и Баталпашинского отделов, с которыми нам было легко сноситься через незанятые большевиками горные перевалы.

«Несмотря на то, что нашествие казаков (весною 1920 г.) совершенно разорило сочинских крестьян, они отнюдь не питали враждебных чувств к Кубанскому казачеству, обвиняя в своем разорении не рядовых казаков-станичников, а их бывших руководителей — генералов Добровольческой армии и членов Кубанского Правительста. Казаки, в свою очередь, сильно пострадали от безумной черноморской авантюры и проклинали своих вождей, вовлекших их в эту авантюру и благополучно эвакуировавшихся заграницу. Поэтому нам быстро удалось завязать дружественные отношения с соседними станицами» (Н. Воронович. Между двух огней. Архив русской революции. Берлин. 1922. Том VIII, стр. 176).

Инициатором новых переговоров Кубанцев с главарями черноморских крестьян был кубанский министр внутренних дел Б. Для этой цели из г. Гагры в Тифлис прибыли представители вышеупомянутого Главного Штаба Н. Воронович и Верховский. При первой встрече с Кубанцами эти лица поставили вопрос о ликвидации тех тяжелых отношений, которые создались весною между Кубанским Правительством и населением Черноморской губ. в связи с приходом Кубанской армии в Туапсинский и Сочинский окрути. Б. заявил Вороновичу и Верховскому, что «члены Рады и другие политические деятели Кубани чрезвычайно удручены происшедшим «недоразумением» между Кубанцами и черноморским крестьянством, которые являются естественными союзниками. Всю вину за происшедшее в Сочинском округе Б. сваливал на генthfkf Шкуро и его штаб, не желавших исполнять директив Кубанского Правительства».

Представители крестьян Сочинского округа поставили вопрос — «признает ли себя Кубанское правительство ответственным в ограблении Черноморского крестьянства и готово ли оно хотя частично возместить нам убытки, причиненные продажей принадлежавших Комитету Освобождения табаков».

На этот вопрос Б. «ответил утвердительно, торжественно заявив, что Кубанское правительство считает своим священным долгом при первой возможности возместить черноморскому крестьянству все причиненные (Кубанской) армией убытки» (там же, стр. 178).

И все же, несмотря на такие, казалось, благоприятные предпосылки для установления действительного контакта в работе Кубанских казаков и Черноморских крестьян, сотрудничество не наладилось, так как черноморские крестьяне летом 1920 г. не смогли поднять широкого восстания и красные войска продолжали занимать всю Черноморскую губернию, вплоть до нейтральной зоны между Советской Россией и Грузией. Попытки посланного генералом Врангелем из Крыма генерала Муравьева поднять восстание черноморских крестьян также не увенчались успехом, как не дали желанных результатов для Врангеля и усилия его негласного представителя полковника Валуева, проживавшего в г. Гаграх — близь границы Грузии с Черноморской губернией.

В виду отсутствия почтового и телеграфного сообщения через вышеназванные перевалы, общение велось исключительно посредством специально посылавшихся людей. На южной, грузинской, стороне Кавказского хребта прежде всех и наиболее полные информации получал начальник вышеназванного грузинского отряда, расположенного в стыке дорог на Клухорский и Марухский перевалы, а через этого офицера — грузинские власти.

* * *

В июле с Кубани прибыл в г. Сухум поручик X. — сын члена Кубанской Рады одного из селений Баталпашинского отдела. Этот офицер привез подлинное письменное сообщение, в двух экземплярах, от генерала Фостикова о повстанческом движении на Кубани (глава IX). В отдельном письме на имя И. В. Горбушина генерал Фостиков просил «переслать его донесение Главнокомандующему Врангелю или Кубанскому Правительству».

Смысл сообщения генерала Фостикова заключался в следующем: ген. Фостиков принял меры к объединению всех восставших казаков и собирается выступить в направлении на г. Армавир и ст. Лабинскую; жаловался на недостаток оружия и патронов, сообщал, что возле него собралось несколько членов Краевой Рады, но что людей для работы не хватает...

Как отмечено выше, в г. Сухуме проживал представитель генерала Врангеля. Сообщение генерала Фостикова было немедленно передано этому представителю, а этот последний в тот же день отправился на пароходе в Батум к находившемуся там официальному представителю Врангеля. Сообщение ген. Фостикова батумский представитель послал в штаб Врангеля в Севастополе.

Представитель Врангеля в г. Батуме прислал И. В. Горбушину письмо, в котором сообщал, что донесение, полученное от генерала Фостикова через И. Горбушина, по телеграфу передано в Крым. Далее представитель Врангеля просил все сведения о повстанческом движении на Кубани передавать ему в Батум для спешной дальнейшей передачи штабу Врангеля.

Другой экземпляр сообщения ген. Фостикова И. В. Горбушин переслал в Тифлис председателю «Союза Освобождения Кубани» Ф. К. Воропинову. Естественно, Союз был весьма обрадован достоверными сведениями о восстании казаков на Кубани. Ф. Воропинов послал генералу Фостикову от имени Союза пространное письмо, в котором говорилось о положении дел в Крыму, о необходимости согласования действий между повстанцами и предполагавшимся десантом, о необходимости организации кубанской народной власти в освобожденных от большевиков районах, о правильной организации Кубанской армии, об энергичной борьбе с насилиями над мирным населением (сообщение И. В. Горбушина).

Вместе с тем «Союз Освобождения Кубани» решил послать к ген. Фостикову члена Кубанской Краевой Рады полковника В. И. Налетова с целью: а) передачи ген. Фостикову и получения от него точных информаций, б) убедить генерала Фостикова принять определенную политическую программу и в) объединить всех членов Кубанской Рады, собравшихся в повстанческом районе, в какой-либо Комитет или Совещание, имеющее общественно-политический характер.

Так как каждый населенный пункт Кубани, имеющий не менее пяти тысяч населения, посылал в Раду одного депутата от каждых пяти тысяч населения, в районе, занятом повстанческой армией, могло оказаться значительное число членов Рады.

Кроме того, полковнику Налетову было поручено передать возглавителю повстанческого движения в юго-восточной части Кубани генералу Фостикову, что оружие (винтовки и пулеметы) и патроны могут быть даны для повстанцев в каком угодно количестве (в Грузии оставались склады бывшей Кавказской армии с войны 1914-1917 годов). «Фактически это можно было осуществить, если бы генерал Фостиков обратил должное внимание на эту сторону жизни своей армии», утверждают члены «Союза Освобождения Кубани» (сообщение И. В. Горбушина).

Полковник В. И. Налетов взял с собою человек десять офицеров и казаков и отправился из Сухума на Кубань через Марухский перевал, куда и прибыл благополучно.

В виду того, что в то время Кубанское Правительство Иваниса активно сотрудничало с генералом Врангелем, решено было, в целях широкой и активной поддержки повстанческого движения на Кубани, использовать не только те возможности, которые имелись в Грузии, но и Крым. Поэтому И. Горбушин и Ф. Аспидов в Сухуме составили план помощи повстанческой армии при участии крымских средств. Этот план, с небольшими изменениями, сделанными в Тифлисе, был одобрен «Союзом Освобождения Кубани». Для ускорения дела с приведением этого плана в жизнь из Тифлиса в Крым, для доклада председателю Правительства и исполняющему обязанности Кубанского Войскового Атамана инженеру В. Н. Иванису, выехал министр внутренних дел того же Правительства Б.

Этот делегат из Грузии сделал Кубанскому Правительству в Крыму доклад, обосновывая срочную и неотложную необходимость оказания помощи повстанческой армии на Кубани в виду того, что «это движение носит демократический характер и может принять очень крупные размеры». Кубанское Правительство постановило поддержать повстанцев денежными средствами, оружием и т. п.

Так как в Крыму Кубанское Правительство находилось в полной зависимости от Врангеля, то председатель Правительства Иванис и делегат из Тифлиса поехали из Феодосии, где пребывало это Правительство, в Севастополь — резиденцию генерала Врангеля. Иванис говорил по этому поводу с Врангелем, а член правительства Б. с генералом Болховитиновым и генералом Артифексовым, «как генералами — близкими к Ставке».

Как повествует Б., «к этим докладам в Ставке отнеслись чрезвычайно легкомысленно. Помощник Врангеля генерал Шатилов прямо заявил, что они сами знают, что нужно делать. В Ставке опасались, как бы повстанческое движение не вылилось в формы враждебные Врангелю, и потому это движение надо было или затушить, или взять в свои руки. В результате Б-у не разрешили вывезти для Фостикова пятидесяти миллионов рублей под тем предлогом, что из Крыма нельзя вывозить больше двухсот тысяч рублей. В свою очередь, Ставка посылает Фостикову полковника М. с десятью миллионами рублей. Туда же из Крыма командируются на командные должности офицеры, которые должны были направлять повстанческое движение в «надлежащее русло» (Раковский. Конец белых, стр. 119)

Вокруг повстанческого движения на Кубани поднялась (в Крыму!) жестокая борьба. Русские хотели не только это движение, но и всю Кубань захватить в свои руки. А кубанские правители продолжали активно сотрудничать с Врангелем, полагая, что от этого сотрудничества будет польза для Кубани.

* * *

Теперь обратимся к деятельности генерала Фостикова.

Из сообщений полковника Налетова с Кубани «Союзу освобождения Кубани» видно было, что казаки «со всей душей» идут на борьбу с большевиками, что казачья армия разрослась, что авантюризма в ней нет, но что «политическая ситуация неясная»...

Из оказавшихся в районе восстания членов Рады полк. Налетов сорганизовал особую группу. Эта группа членов Рады выпустила обращение к населению, в котором разъясняла, что Кубанское Правительство, хотя и принуждено было оставить пределы Кубани, но свою работу продолжает и что оно является единственной законной властью на Кубани.

Полковник Налетов предложил генералу Фостикову принять программу «Союза Освобождения Кубани»: 1) необходимость борьбы с большевиками до конца, т. е. что Кубанцы не ограничиваются только изгнанием большевиков со своей земли, 2) на Кубани — только Кубанская власть, все законы, изданные Радой, действуют далее и проводятся в жизнь, 3) объединение всех антибольшевистских сил — казаков, горцев, грузин, украинцев, татар, Врангеля и т. д. — объединение целевое, 4) вопрос об иногородних решается так: кто жил на Кубани до 1914 г., тот может стать гражданином Кубани (цитируется выше сообщение И. В. Горбушина).

Ген. Фостиков как будто бы принимал эту программу, но в то же время не проявлял желания активно взяться за ее проведение в жизнь. Он признавал власть Врангеля, признавал и Кубанское Правительство (из доклада доктора Ледомского на конференции в Праге 18 дек. 1920 г.).

Около генерала Фостикова была сильная группа русских офицеров — казаков и неказаков, «тянувшая прямо к Врангелю». Эта группа была враждебна группе членов Рады, собравшихся около полковника Налетова. Эта группа офицеров считала, что далеко не все то, что постановляла Кубанская Краевая Рада, можно проводить в жизнь; так, например, Земельный закон Рады не следует осуществлять. Эта группа русских «сквозь пальцы смотрела на безобразия, творившиеся в армии повстанцев».

* * *

Выше были уже отмечены некоторые основные недочеты политики ген. Фостикова (глава IX). Теперь укажем еще на некоторые факты из деятельности представителей фостиковской власти. Сошлемся на данные, зафиксированные одним из участников этого движения.

«На фостиковской Кубани не все было благополучно», говорит этот свидетель и при этом отмечает, как фостиковцы беспощадно расстреливали в станицах «главарей» советской власти, нередко казаков же освобожденных станиц», как эти жестокие расправы вызывали в населении обоснованный страх перед местью со стороны болыиевиов, в руки которых, после кратковременного пребывания фостиковских властей, вновь попадали казачьи станицы. И чем Фостиков строже расправлялся с главарями станичной коммуны, тем больших бед ожидала станица...

Уходил Фостиков из станицы на север — сейчас же с юга приходили красные войска, уходил Фостиков на юг — с севера приходили упорные большевики. Фостиков наказывал в станице за большевизм, красные наказывали «за зеленчукство». Станицы жили между двух огней».

«В фостиковском стане имели место и более печальные навыки. Например, от аула Хазартуковского требуют 50 подвод под пехоту фостиковского отряда и несколько голов рогатого скота для довольствия повстанцев.

Хазартуковцы отказались исполнить повстанческое требование, говоря, что они держат в противобольшевистском восстании нейтралитет. Сотня партизан назначается для наказания аула. Повстанческий карательный отряд порет хазартуковцев нагайками, выбивая из них «нейтралитет», затем подводы берутся насильно, насильно же угоняется и скот для продовольствия фостиковцев».

«Подобные карательные действия быстро облетели фостиковскую Кубань, производя повсюду должный эффект. Красные тоже пользуются этим эффектом, и их агитаторы не без успеха вселяют ненависть к «генералу нагаечнику», как писалось в одной большевистской летучке... На фостиковцев начинали смотреть уже из-подлобья. Число врагов увеличивалось с каждым днем, чему особенно способствовала комендатура тыла повстанческой армии, всеми мерами старавшаяся «вырвать с корнем» большевизм в станицах, т. е. изъять из обращения наиболее влиятельных врагов повстанчества, агитирующих против армии генерала Фостикова.

Казаки станицы Сторожевой — Руденко и Белоусов (к слову сказать, не большевики, а первопоходники-корниловцы) были арестованы за такую агитацию и расстреляны.

«Приказ, предписание, порка, расстрел... На этих «китах» зеленое дело, конечно, не могло покоиться» (И. Савченко. Зеленая Кубань. Голос минувшего на чужой стороне, 1926, т. IV, стр. 206).

Само собою разумеется, что члены Кубанской Рады, объединившиеся вокруг полк. В. И. Налетова, не могли одобрять такого обращения с населением.

Понятно, что подобная деятельность фостиковских властей в корне подкапывала тот фундамент, на котором строилось народное антибольшевистское движение, как вооруженная борьба с большевистской политикой насилий и жестокой расправы над населением. Насилия и жестокости фостиковских властей обесценивали весь смысл и моральные основы антибольшевистской

борьбы.

Казачество, восставшее против большевиков, видя такие действия фостиковцев, теряло веру в успех начатого. дела и не находило уже оправдания для великих жертв, приносимых им на алтарь борьбы.

Генерал Фостиков, хотя в начале борьбы и сознавал, что без помощи выборных представителей населения — членов Рады ему не удастся укрепить в населении авторитет своей власти, но при практическом ознакомлении со взглядами членов Рады, собравшихся возле него, увидел, как в действительности велико расхождение между тем, чем он и его окружение жили, во что верили и ради чего шли на нелегкую борьбу, и тем, что, по сути, представляли из себя постановления Кубанской Рады по основным вопросам государственного строительства, по вопросу о взаимоотношениях Казачества и руководителями русского белого движения, по вопросу земельной реформы, устройства казачьих вооруженных сил и т. д....

И генерал Фостиков тяготился присутствием возле него тех членов Рады, которые отмечали недопустимость такой политики, которая им проводилась. Не удивительно, что иногда доходило до таких столкновений, когда. генерал Фостиков угрожал арестом неугодных ему членов Рады, а члены Краевой Рады заявляли ему об их намерении оставить генерала Фостикова и уехать в Карачай (из доклада члена Куб. Правительства доктора Ледомского).

В конце концов, получив от генерала Врангеля через посланных из Крыма лиц информации о положении русской власти в Крыму, о ее взаимоотношениях с казачьими Атаманами и Правительствами, генерал Фостиков решил авторитет своей власти опереть о Врангеля.

Вследствие такого подхода к делу организации власти на Казачьей Земле, ген. Фостиков издал приказ, провозгласивший, что ген. Фостиков, как старший в чинах, «именем главнокомандующего русской армии ген. Врангеля подчиняет себе все зеленые вооруженные силы Кубани» (там же, 213).

Этот приказ и вытекающие из него последствия, по мнению ген. Фостикова и его единомышленников, значительно упростили и укрепили положение его власти. Однако, в действительности, игнорирование воли Кубанского казачества, навязывание казакам своей и ген. Врангеля неограниченной власти только ухудшили положение Фостикова.

Фостиков действовал именем Врангеля. Того самого Врангеля, который упорно боролся против казачьих свобод, против казачьей воли тысячелетней, который повесил А. И. Кулабухова, который жестоко насмеялся над Кубанским казачеством....

Русские «вожди» и их казачьи сторонники не могли все же силой, как послушных рабов, заставить казаков против их воли идти на великие жертвы по «московской дороге», за «малиновым звоном»; а рядовое Казачество, вместе с вышедшей из него интеллигенцией, в то время не сумело само, одновременно, повести борьбу против большевиков, и строить свою новую жизнь. Вследствие всего этого, в конечном итоге, тогда на Казачьей Земле получился заколдованный круг...

А между тем, казачья борьба могла бы иметь успех даже в августе 1920 г.

Даже большевики признают, что «по своей численности (то есть, по количеству участвовавших в нем казаков. Примечание Редакции) бело-зеленое движение в то время действительно было таким, что при активном содействии десантам, оно могло существенно повлиять на исход всей операции. И если этого не произошло, то основной причиной явилось то противоречие, которое существовало между казачье-крестьянской Кубанью и реакционной врангелевщиной» (Голубев. Врангелевские десанты на Кубани, стр. 131).

Так пишет враг казачьего освободительного движения через девять лет после восстания казаков Баталпашинского, Лабинского и Майкопского отделов. И большевики признают, что если бы казачье освободительное движение находилось под руководством казачьей власти, ведшей Казачество к казачьим целям борьбы и казачьей дорогой, оно могло бы иметь успех; и наоборот, неуспех казачьей борьбы объясняется тем, что этой борьбой руководили врангелевцы, т. е. люди, которые старались тянуть Казачество к не-казачьим целям....

* * *

Стр. 11-13

25 ноября 1938 года

журнал «ВК»

253-й номер