Макаренко П.Л.
Трагедия Казачества
(Очерк на тему: Казачество и Россия)
ЧАСТЬ V
(Апрель-ноябрь
1920 г.)
Глава XVIII
(цитата)
Подводя итоги десантным операциям, прежде всего, отметим то,
что говорят сами русские об этой неудаче.
Значение неуспеха десантов на Кубани для южнорусского белого
движения Врангель расценивает такими словами: «Кубанская операция закончилась
неудачей. Прижатые к морю на небольшом клочке русской земли, мы вынуждены были
продолжать борьбу против врага, имевшего за собой необъятные пространства
России. Наши силы таяли с каждым днем. Последние средства иссякали. Неудача,
как тяжелый камень, давила душу» (Записки, II, 163).
«Бесспорно, престиж наш надолго сведен к нулю», говорит
офицер штаба Врангеля (Архив русской революции, т. V-й, стр. 45).
«Таманская операция — первая крупная неудачная операция
русской армии. Моральное значение ее было огромно. В частях пошли разговоры,
раньше не имевшие места. Рядовое офицерство в первый раз (в Крыму) усомнилось в
своих генералах» (Фон Дрейер. Крестный путь во имя родины, 141).
«Неудача на Кубани болезненно отразилась на настроении находившихся
в Крыму. Она показала, что активное антибольшевистское движение не встречает сочувствия
и поддержки в широких массах кубанского населения. Рухнули надежды, которые
возлагались на освобождение Кубани, Черноморья, Терека, Ставропольской губернии
и Дона. Не оправдались и все расчеты на то, что Кубань даст огромные запасы сырья
для снабжения Крыма и вывоза за границу. Наконец, десант оттянул с фронта
значительные силы пехоты и конницы и тем самым дал противнику возможность привести
свои части в порядок. Он показал, что все приемы агитации, пропаганды и
осведомления стоят ниже критики... Судьба антибольшевистского движения на юге России
была предрешена, ибо план перенесения базы в Казачьи области потерпел полное крушение»
(Гр. Раковский. Конец белых, стр. 128-129).
Сам Врангель ищет причину этого неуспеха и по сему вопросу
говорит следующее: «Невольно сотни раз задавал я себе вопрос, не я ли виновник
происшедшего? Все ли было предусмотрено, верен ли был расчет?
«Тяжелые бои на северном фронте, только что разрешившие с
таким трудом грозное там положение, не оставляли сомнений, что снять с
северного участка большее число войск, нежели было назначено для кубанской операции,
представлялось невозможным. Направление, в котором эти войска были брошены, как
показал опыт, было выбрано правильно... Войска высадились без потерь и через
три дня, завладев важнейшим железнодорожным узлом — Тимашевской, были уже в
сорока верстах от сердца Кубани — Екатеринодара. Не приостановись генерал
Улагай, двигайся он далее, не оглядываясь на базу, через два дня Екатеринодар
бы пал, и северная Кубань была бы очищена. Все это было так.
«Но, вместе с тем, в происшедшем была значительная доля и
моей вины. Я знал генерала Улагая, знал и положительные и отрицательные свойства
его. Назначив ему начальником штаба неизвестного мне генерала Драценко, я
должен был сам вникнуть в подробности разработки и подготовки операции. Я
поручил это генералу Шатилову, который, сам будучи занят, уделил этому недостаточно
времени. Я жестоко винил себя, не находя себе оправдания» (Записки, II, 163).
Как видно из этого рассуждения, причина неудачи десанта
заключалась в неудачном выборе начальника десанта и его начальника штаба, хотя
в другом месте тот же Врангель говорит: «... Встретив значительное сопротивление
со стороны большевиков на Кубани, наши части могли действовать лишь медленно, имея
перед собой во много раз превосходившие их силы противника. Продолжать операцию
на Кубани можно было при этих условиях только оставив Север — находя себе оправдания» (Записки, II,
163).
Как видим, тем же Врангелем здесь уже дается совсем иное объяснение:
основной причиной неудачи считается недостаточность сил десанта. Эта причина, вне
сомнения, сыграла крупную роль в неудаче, но не решающую.
Были и другие важные причины, приведшие к провалу десантных
операций. Не подлежит сомнению, что весьма неудачно был выбран весь высший
командный состав всех трех десантных групп на Кубани. Ни генерал Улагай, ни его
начальник штаба генерал Драценко, ни генерал Черепов, ни генерал Харламов не
годились на роли руководителей десантных операций в особенных условиях борьбы
на казачьей земле.
Имена генералов Драценко, Черепова и Харламова были чужды казакам.
Успех десантных операций был тесно связан с «политикой», с тем, как казачество отнесется
к десантам, окажет ли им массовую поддержку, поднимется ли всеобщее казачье
восстание. При таких условиях важную роль играет не только степень насыщения
населения революционной энергией, готовой разрядиться в восстании, но в
личности руководителей и в том, что они несут...
Что могли сказать населению имена этих генералов, русских
служак и патриотов, быть может, очень хороших командиров регулярных частей, но
совершенно неспособных справиться со своими заданиями в условиях клокочущей
революционной борьбы, когда надо было не только командовать, но быть народным трибуном,
который пламенными словами зажигает сердца и поднимает людей на борьбу... Но, чтобы
поднять людей, надо иметь с ними полное созвучие в стремлениях, в понимании
задач борьбы.
* * *
Казаков и русских белых объединяли неприятие большевизма,
ненависть к носителям и выразителям этой идеи — большевикам, коммунистам. Но на
одном отрицании, непринятии чего-то, невозможно построить борьбу и обеспечить
ее успех. Отрицая большевизм, надо было на место него выдвинуть иную идею. На
место тех политических, социальных, национальных, хозяйственных и
государственных форм, в которых большевизм находил свое воплощение в
повседневной жизни народа, надо было поставить иные формы культурного, хозяйственного
и междунационального сотрудничества людей, а главное — нельзя было уже идти к казакам
и «уходить» от казачьего вопроса во всей его широте.
Большевики (Провозглашали классовую борьбу, мировую революцию,
интернационал, как всемирную организацию пролетариата, совершающего мировую революцию,
мировой переворот Против этого русские белые выдвинули лозунги защиты единой и
неделимой России с ее старыми порядками и законами, при условии полного и неограниченного
господства русского народа над остальными народами империи.
По сути, с этой идеей, лежащей в основе «соглашения»
Врангеля с казачьими Атаманами, десанты и пришли на Кубань.
Казачество же (правда, не всегда отчетливо, смело и
решительно) выдвинуло идею построения Казачьего государства, равенство всех национальностей
бывшей Российской империи, право каждой из них на построение своего
государства, решительную, в интересах трудящихся на земле, земельную реформу;
конкретное воплощение идеи народного суверенитета и государственной самостоятельности
в выборных Кругах и в Раде.
Как ни старался генерал Улагай в своих обращениях и
воззваниях замалчивать то, с чем он в действительности пришел из Крыма на
Кубань; как ни старался он выдвигать на первый план борьбу за казачьи
вольности, за национальную свободу и равенство, население все же не могло не видеть
того, что за спиной Улагая, в р о ж фактического повелителя, стоит хорошо
известный Кубанцам Врангель, что руководители десанта хотят подчинить
казачество ему лишь в качестве бойцов, долженствующих безропотно и покорно лить
свою кровь за восстановление единой и неделимой России...
Если за Врангелем охотно шли казаки Фендриковы, Пейфассеры,
Филимоновы, Буряки, Головки, Корольковы, Науменки и творили с ним единый
русский фронт, то в станицах нашлось много таких казаков, которые, мучась и
страдая под большевистской властью, все же сами не захотели пойти с белыми
русскими, ни, тем более, не захотели повести за собой казачью массу на союз с
теми, дело которых уже потерпело крах еще во времена Деникина.
Большинство вышедшей из народа казачьей интеллигенций,
совершенно отрицая большевизм, ведя с ним борьбу, все же не захотело в 1920 г,
повторять опыта сотрудничества казачества с белой Россией. Врангелевщины не принимали
не только те Кубанцы, которые, находясь вне советской России, протестовали против
соглашения казачьих Атаманов с Врангелем.
Однако, было бы большой и недопустимой ошибкой считать изменниками
и предателями Казачества всех тех казаков, кто шел тогда с Врангелем. Без
сомнения, большинство казачьих офицеров в Крыму пошло с Врангелем не потому,
что сотрудничество с ним считало принципиально желательным и неразрывным надолго,
а просто потому, что при тех условиях не видело возможности организовать
совершенно самостоятельно успешную борьбу против большевиков вне временного
сотрудничества с русскими, опиравшимися на помощь Франции и Англии.
Зная хорошо то, насколько ненавистна для Казачества большевистская
власть, и слыша, как казаки в своих Краях снова восставали против красных
завоевателей, эти офицеры не считали для себя допустимым отказаться от того,
чтобы, вместе с русскими, снова на Родной Земле ринуться на кровавый бой с красными
палачами и грабителями.
Понятно, эти офицеры не могли откладывать борьбу ни на один
день, ни на один час, когда буквально горел Дом и огненные языки пламени высоко
поднимались над Казачьей Землей; когда жгучие мысли о нечеловеческих страданиях
там, за небольшим Азовским морем, за легко проходимыми из Таврии степями, за
узким Керченским проливом, и беззащитных матерей, отцов, жен, детей, братьев,
сестер, стариков сверлили мозг и не давали покоя ни днем, ни ночью, поднимая на
новую жестокую борьбу...
Когда горит дом родной, тогда не спрашивают, кто помогает
тушить его, добрый ли приятель или злой перед тем сосед… Против красного
«интернационала» создавался белый «интернационал»...
Потому-то казаки весьма охотно шли в десантные отряды
Назарова, Улагая, Черепова, Харламова. Шли не на прогулку или забаву, а на
смертный бой...
Многие из казаков тогда думали, что врангелевщина, в конце
концов, растворится и потонет в казачьем море, лишь бы только выгнать
большевиков из родных хат.
Отсюда понятно, что даже после неудачи, постигшей десанты,
казаки вновь были готовы направиться на восточный берег Азовского моря, чтобы в
бою снова сразиться с красными недругами. Описывая настроение казаков после
возвращения из десанта в Крым, русский журналист отмечает следующее: «Несмотря на
неудачу, настроение кубанцев было такое, что они снова готовы были принести
большие жертвы, чтобы попасть к себе на родину. Также были настроены и донцы.
Нужно было видеть, как на широком керченском молу целые семьи Донцов, перенося всяческие
невзгоды, ютились в железных трубах, которые там были разбросаны. Все они ждали
возможности сесть на корабли и ехать на Кубань, а оттуда двигаться к Дону. Все
верили и ждали этого и, если бы не было такого политиканства, если бы в
организации десанта не было проявлено такой преступной небрежности, если было
бы использовано демократическое в своем зародыше повстанческое движение на
Кубани, — руководители десанта могли бы найти в таком настроении казаков
могучую опору в своих начинаниях» (Гр. Раковский, Конец белых, стр. 127).
И все же, несмотря на такое настроение казаков, собравшихся
в Крыму, несмотря на весьма сильное повстанческое движение на Кубани, десанты,
как мы знаем, были ликвидированы.
Были, конечно, причины, которые не позволили десантным операциям
достичь поставленной цели, Среди этих причин, при самом описании операций, нами
было отмечено отсутствие разумно и широко поставленной пропаганды, политические
и тактические ошибки и промахи некоторых лиц командного состава, недоразумения и
даже пагубная борьба среди высших его руководителей, недопустимые выступления
перед населением некоторых начальников преступное оставление военным флотом незащищенной
базы десанта в ст. Приморско-Ахтарской, отсутствие достаточных запасов
вооружения для добровольно присоединившихся к десанту и мобилизованных казаков,
отсутствие связи с повстанческой армией горного района Кубани, задержка с
выгрузкой десанта в Приморско-Ахтарской, поспешный приказ Улагая об отступлении
и т. д.
Большим недостатком десантных операций было и то, что
выделенные для десанта войска не были собраны в один кулак, а отдельно были
посланы небольшие десантные отряды полковника Назарова — 800-900 чел., генерала
Черепова 1 – 1,5 тысячи человек, позже — генерала Харламова. Каждый из этих
отрядов, естественно, не мог долго вести самостоятельную борьбу на определенном
участке территории, занятой советскими войсками.
Неизбежное поражение мелких десантов, морально подрывая
антибольшевистские войск, убивая в населении доверие к организаторам десантов,
только укрепляло советскую власть, давая ей лишнюю возможность прославлять свою
сомнительную непобедимость и крепость и издевательски писать, и говорить о
своих противниках. Если бы отряды полковника Назарова и генерала Черепова были
посланы вместе с группой генерала Улагая, весьма возможно, десант достиг бы
больших успехов, так как в распоряжении начальника десанта оказалась бы еще
одна дивизия, при помощи которой можно было бы иметь в самом начале операции
более значительные успехи и надежнее держать в своих руках определенный район
до окончания мобилизации. Окажись в руках генерала Казановича только отряд
генерала Черепова 9-го августа во время боев за Тимашевский узел, результат этих
боев мог бы быть совсем иной. А если к тому же и отряд полк. Назарова был бы на
фронте Бриньковская-Брюховецкая и если бы 1-я Куб. дивизия ген. Бабиева не
должна была охранять проход между Бейсугским лиманом и плавнями в районе ст.
Бриньковской, она могла бы сыграть при тех условиях решающую роль на
Екатеринодарском направлении...
Даже при существовании прочих больших минусов в организации
десанта, большевики были бы изгнаны из столицы Кубани, а затем могло бы
последовать соединение десантных войск с восставшими казаками южных отделов
Кубани. Ведь кроме так назваемой «Армии Возрождения России», было много
повстанцев в предгориях и в горах Закубанья, между станицей Крымской и г.
Майкопом. Из этого района тоже могли влиться сильные пополнения в казачью
армию.
Да и само расширение освобожденной территории открывало
более широкие возможности для производства мобилизации людей и конского
состава, отсутствие которого оставляло пешими значительную часть казаков группы
Улагая, так как большевики успели очистить приазовские станицы от лошадей,
годных в строй, перед самым приходом туда десанта.
Также одним из основных недостатков, допущенных Врангелем и его
помощниками при организации десанта, было то, что, потерпев политическое, а
значит, и военное крушение в южной Украине и решив перенести свою базу на
Казачьи Земли, Врангель направил туда только часть имевшихся у него казачьих сил,
оставив Донской корпус в Северной Таврии. Или же не нужно было вообще посылать
десант на Кубань или же необходимо было послать туда одновременно и Донской
корпус.
Против такого решения могло быть выставлено то возражение, что
Донской корпус, оставаясь на Крымском фронте, поддерживал тот фронт, тем самым сковывая
значительные силы красных, которые иначе, в случае ухода Врангеля за Крымские
перешейки, освободились бы для борьбы на Казачьей Земле. Это верно только отчасти.
Десант Улагая без Донского корпуса был слабым для поднятия на свои плечи
широких задач по освобождению Казачьих Земель. Донской корпус, оставаясь на
Крымском фронте, не мог пополняться казаками, а на Казачьей Земле он, при казачьей
власти и политике, мог бы вырасти в целую казачью армию, только надо было
прочистить ему дорогу на Дон.
Политика Врангеля понятна: желая руками казаков делать
русское дело, он хотел при помощи Донского корпуса, маня его возможностью
похода на Дон по северному берегу Азовского моря, держать Крымский фронт,
мелкими десантами Назарова и Черепова причинять затруднения советской власти, а
десантом генерала Улагая осуществлять в более широких размерах все ту же старую
свою политику на Казачьей Земле. В соответствии с такими заданиями, во главе десантов
и отдельных дивизий и полков он поставил соответствующих «своих» людей. По тем
же причинам он включил в десант зародыш русской власти на Кубани во главе с Филимоновым
и к казачьим войскам присоединил некоторые неказачьи части, как физическую опору
для своей власти на Казачьей Земле.
В виду ненадежности для русских Казачьей Армии
Баталпашинского, Лабинского и Майкопского отделов, в своей основе пронятой
духом казачьих вольностей, Врангель сознательно отказался через Кубанское Правительство
оказать помощь той армии, боясь, как бы она не выросла в самостоятельную
казачью силу. Одновременно с тем, организуя десанты на Кубань и на Дон, Врангель
не предпринял действительных мер к тому, чтобы установить связь с этой армией,
не стремился к установлению операционного взаимодействия между группами
Фостикова и Улагая.
Между тем и для всякого неграмотного в военном деле было
понятно, что отсутствие контакта между десантными войсками и казачьей армией
горных районов Кубани значительно ослабляло шансы на успех.
А что получилось из всего этого? К чему привело новое
стремление Врангеля использовать казаков в целях своей русской политики?
Казачество снова не пошло за «белыми» и тем разрушило их
планы.
Тогдашние казачьи правители снова пошли было на поклон к
Врангелю и в лице его признали и своего «правителя», лишь бы достигнуть
объединения антибольшевистских сил.
А что вышло с тех уступок и компромиссов?
Полный крах, польза которого может заключаться только в том,
что Казачество лишний раз, на весьма дорогом опыте убеждается не только в
бесполезности, но и во вредности подобного сотрудничества. Самым тяжелым и
страшным последствием для казаков так недопустимо организованных десантов было
то, что десантные операции были причиною обильного, но бесцельного пролития
казачьей крови, что десанты своим кратковременным пребыванием на Казачьей территории
вызвали необыкновенное усиление и без того страшного большевистского террора на
Кубани и на Дону.
«Самое скверное, по общему мнению, заключается в «подвохе»
населения. Уже есть сведения, что в очищенном нами районе идет беспощадная
расправа», — 18 августа 1920 г. записал в своем дневнике один из офицеров ставки
Врангеля (Архив русской революции, т. V-й, стр. 46).
* * *
Стр. 5-7
25 ноября 1938 года
журнал «ВК»
252-й номер
Комментариев нет:
Отправить комментарий